Интервью с бесселем ван дер колком
"Тело помнит все: влияние травмы на тело, мозг и разум"
Бессель Ван дер Колк, признанный эксперт в области травматологии и основатель Фонда исследований травм (Trauma Research Foundation) дал интервью Quantum Way.
Флоранс: здравствуйте, Бессель ван дер Колк. Я очень рада приветствовать вас на этом новом интервью. Для меня это большая честь – иметь возможность пообщаться с вами лично. Когда мы были в Бостоне, вокруг вас было столько людей, а сейчас у нас есть эксклюзивный момент с вами, и я хочу поблагодарить вас за это.
Есть много тем, которые мы могли бы обсудить:
• Травма и её влияние,
• Ваши исследования,
• Ваши достижения в области психотерапии травмы.
Книга, которую вы написали 10 лет назад «Тело помнит всё», остаётся лучше всего продаваемой книгой о травме. Она по-прежнему является абсолютным бестселлером.
Также удивительно видеть, как вы год за годом строите свою работу. Когда мы были на вашем конгрессе в Бостоне (35-й Международный конгресс по исследованию травмы) меня поразило, как много людей вы объединяете. Вы постоянно исследуете и открываете новые вещи. Именно в этом и была цель вашей книги: поменять взгляд на травму. Почему мы знаем так мало о травме?

Бессель ван дер Колк: потому что человеческий разум и сама природа человека – крайне сложные вещи для изучения. Даже французы ещё не нашли ключ к этому, верно? Феномен «человеческого состояния» – как говорят во Франции, остается загадкой. Противоречия человеческой природы. Мы чрезвычайно сложные существа.
Мы способны на величайшую щедрость и тепло, но и на огромную разрушительную силу.

Флоранс: почему важно изучать травму?

Бессель ван дер Колк: потому что она меняет восприятие мира и самого себя. Люди обычно фокусируются на том, что произошло в прошлом. Но важен не сам факт травмы, а то, как это изменило нас. Как травма меняет человека? Когда, например, ребенок регулярно подвергается насилию со стороны пьяного отца, это становится частью его личности. В глубине души он может начать верить: «Я, должно быть, ужасный человек, иначе почему отец бил меня так сильно?» Разумеется, это не так, но травматический опыт вплетается в его идентичность.Травма порождает чувства неадекватности, стыда, злости. Однако если мы осознаем, что эти реакции – не результат нашего характера, а способы справиться с пережитыми ужасами, это меняет взгляд на себя.
Еще 150 лет назад Пьер Жане сказал: «Всякая жизнь – это произведение искусства, созданное из тех средств, что были у человека в распоряжении».

Люди делают все возможное, чтобы выжить. Но способы выживания могут быть разрушительными – кто-то причиняет себе вред, кто-то отключает реальность, кто-то становится агрессивным. Общество же зачастую клеймит таких людей: «Он ленивый», «Она плохая», «Им не хватает мотивации». Но если заглянуть глубже, видно: эти реакции – стратегии выживания.
Когда человек понимает: «Ага, вот что со мной произошло», у него появляется шанс переосмыслить свою идентичность. Такие осознания могут происходить в гипнозе, в психоделических терапиях или в других формах глубинной терапии.

Напротив, традиционная психиатрия нередко просто вешает ярлык: «У вас пограничное расстройство личности. Вы – проблемный человек, вам нужно просто вести себя лучше». Но если мы смотрим через призму травмы, подход становится иным:
«Вы боитесь, что вас бросят и причинят вам боль. Давайте подумаем, как я могу помочь вам почувствовать больше безопасности и предсказуемости в отношениях?»
Чтобы предложить эффективную помощь, важно понимать истоки страха и боли.
Традиционная психиатрия нередко просто вешает ярлык: «У вас пограничное расстройство личности. Вы – проблемный человек, вам нужно просто вести себя лучше».
"Мы нуждаемся в реальных, телесных, переживательных опытах, которые восстанавливают нашу связь с окружающим миром".
Огромная часть мозга сосредоточена на том, чтобы помочь нам выжить, и воспринимает мир очень примитивно, без осознания, а уже сознательная часть мозга затем придаёт смысл нашим реакциям. Но наши реакции – автоматические, физические. Они управляются гормонами и нейрохимией. Мы сначала реагируем, а потом объясняем себе, почему мы так сделали.
Флоранс: В какой момент можно сказать, что, возможно, так получилось, что мы перешли от симптомов, таких как посттравматический стресс или те расстройства, которые вы упомянули, например, пограничное расстройство личности или биполярное расстройство?

Бессель ван дер Колк: можно сказать человеку: «У вас есть глубокое ощущение, что люди вас бросят, что они причинят вам вред, и именно это определяет ваше восприятие жизни. Так как же я могу помочь вам обрести большую предсказуемость и ясность в том, что люди не собираются вас бросать?» А для этого нужно знать причину вещей.
Если вернуться к биполярности, то, действительно, тогда её ещё не называли так, но уже говорили о маниакально-депрессивном психозе. Это было довольно точное описание: в мае, например, человек входил в маниакальную фазу, начинал покупать недвижимость за миллионы долларов, а в октябре впадал в депрессию и каждый год пытался покончить с собой. Так выглядел маниакально-депрессивный психоз изначально. С тех пор определение расширилось всё больше и больше, и теперь кого угодно, кто проявляет нестабильность, называют биполярным. Но многих людей так называют, хотя на самом деле они эмоционально нестабильны из-за травмы. И что мы видим? Когда мы лечим травму, диагноз исчезает.

Флоранс: Вы были одним из немногих, кто сказал: «Нам действительно нужно понять травму, понять её влияние не только на мозг, но и на тело». И это было чем-то совершенно новым. Во Франции, кстати, это до сих пор является новшеством. Когда говорят о травме, всё больше людей начинают об этом говорить, но мы всё ещё как бы заперты в рамках психоанализа, где главное – это говорить, говорить и снова говорить. Ваш взгляд на это довольно свежий, и нам необходимо пройти через этот переход. А вы его уже совершили – в США и во всём мире. То, чего вам удалось добиться, нам ещё предстоит пережить во Франции. Хотя не полностью, ведь интерес к этой теме растёт, но всё же недостаточно.

Бессель ван дер Колк: как вы знаете, раз уж знакомы с книгой, мне кажется ироничным то, что Франция на самом деле является колыбелью изучения травмы. Всё началось в клинике Сальпетриер у Шарко после Парижской коммуны. После 1870 года во Франции стоял большой вопрос: станет ли страна монархией, где церковь будет иметь большую власть, или же она останется республикой? И что ещё более иронично, всё это изучение началось с того, что Шарко был убеждённым республиканцем и считал, что будущее Франции зависит от женщин. По его мнению, женщины либо будут принадлежать науке, либо – церкви. Если церкви, то страна останется монархией и патриархальным обществом. А если науке – то можно будет построить по-настоящему демократическое общество. Именно поэтому он их изучал. Что тоже интересно – несмотря на такие многообещающие начала, Франция сегодня является одной из самых отстающих развитых стран в понимании травмы. Юнг и Фрейд почитаются намного больше, чем эти выдающиеся французские учёные, которые на самом деле были нашими учителями. Я нахожу это ироничным.

Флоранс: я слышала, как вы говорили, например, что развивающаяся травма — это скрытая эпидемия. Почему она скрыта? Вы написали об этом в своей книге, это название одной из ваших глав.

Бессель ван дер Колк: Травма скрыта, потому что когда что-то происходит, особенно если это нечто распространённое, например, человек растёт в семье с родителем, который страдает алкоголизмом и проявляет насилие, то это становится его нормальным миром. Это та среда, в которой развиваются его разум и мозг. В его сознании формируется представление: «Кто-то может быть добрым в один момент, а в следующий — внезапно разозлиться и ударить меня». Поэтому никогда нельзя быть уверенным, причинит ли этот человек вред или нет. Это создаёт человека, который всегда насторожен, всегда ожидает чего-то плохого. Такой человек, скорее всего, не будет очень открыт в отношениях с другими людьми, потому что его жизненный опыт говорит ему: «В любой момент кто-то может напиться и меня ударить». Поэтому он старается контролировать себя жёстко и не позволяет никому причинить себе вред. Это, конечно, делает очень сложным построение близких отношений, открытых диалогов и в целом влияет на взаимоотношения с другими людьми.

Но люди не говорят: «У меня проблемы с близостью и отношениями, потому что в детстве отец меня бил». Нет, обычно это звучит иначе: «Моя жена не очень добра ко мне, поэтому мне трудно проявлять к ней нежность». Мы создаём целую систему смыслов вокруг своих переживаний. И когда человек пережил травму, это запрограммировало его определённым образом, мешая ему жить той жизнью, которой он мог бы жить. Поэтому нам нужно изучить наши привычные реакции на разные вещи: например, на близость, на конфликты и так далее. Речь также идёт о том, чтобы выйти из мышления «это моя вина» или «это вина кого-то другого», а вместо этого сказать себе: «Со мной произошло что-то, что стало причиной моих трудностей или проблем, и, возможно, есть выход, способ с этим справиться». Это ключевой момент.

Первый шаг – и здесь психоанализ действительно полезен – это научиться находить слова, чтобы выразить свой опыт и по-настоящему осознать, что происходит. Например, я встречаю человека, он мне очень нравится, но довольно быстро замечаю, что начинаю его критиковать и отдаляться от него.
Обычно в таких ситуациях люди переносят проблему вовне и говорят: «Это из-за него» или «это из-за неё». Но после трёх-четырёх подобных отношений человек начинает задумываться: «Может, во мне есть что-то, что мешает этим отношениям развиваться?»
Тогда он идёт на терапию и начинает понимать, как он реагирует, замечает, как его тело застывает или, наоборот, становится беспокойным и тревожным в определённых ситуациях.

Что делать дальше?
Первый и самый важный шаг – познакомиться с собой и подойти к этому с искренним любопытством.
Одна из сложностей в этом процессе – это то, что в психиатрии любят ставить ярлыки. И часто эти ярлыки звучат очень уничижительно. Например, когда кого-то называют «пограничным» (borderline) или дают другие диагнозы, это воспринимается как характеристика «плохого человека». Но ведь мы не начинаем с того, чтобы сказать человеку: «Вам трудно сближаться с людьми» или «Вы не чувствуете себя в безопасности рядом с другими». Перспектива травмы помогает нам понять, что мы вид, который изначально травмирован. У людей всегда были проблемы, но это не делает нас плохими. Это просто означает, что мы реагируем на окружающую среду определённым образом, и эти реакции мешают нам жить так, как мы хотели бы.

Что важно осознать? «Какие именно мои реакции мешают мне жить той жизнью, которой я хочу жить? И как я могу их изменить?» Если вернуться к влиянию травмы на тело и мозг, что на самом деле происходит? Почему так сложно от этого избавиться? Ведь когда мы говорим об этом, мы всё понимаем: «Да, мой отец сделал то-то, моя мать сделала то-то», «Меня бросили», «Я потерял мать, когда мне было 15 лет». Но само осознание этого не всегда помогает. Это касается и меня лично, потому что моя собственная мама знала, что потеряла свою мать в 15 лет, но это никак не помогло ей справиться с биполярным расстройством. Это не помогло ей почувствовать себя лучше.

Почему так происходит? Вот здесь нейронаука действительно оказалась полезной. Я считаю, что большинство вещей, которые мы открыли, на самом деле уже говорились разными людьми на протяжении 150 лет. Но новый взгляд появился благодаря тому, что мы научились смотреть, что происходит в мозге. И мы обнаружили фундаментальные вещи: организацию нашего мозга, наше восприятие, то, как мозг интегрирует окружающий мир — всё это происходит не в рациональной части мозга, а в «мозге выживания».

Как сказал Антонио Дамасио, это та часть мозга, которая управляет нашим телом. Огромная часть мозга сосредоточена на том, чтобы помочь нам выжить, и воспринимает мир очень примитивно, без осознания, а уже сознательная часть мозга затем придаёт смысл нашим реакциям. Но наши реакции – автоматические, физические. Они управляются гормонами и нейрохимией. Мы сначала реагируем, а потом объясняем себе, почему мы так сделали.
Флоранс: как это помогает нам понять травму?

Бессель ван дер Колк: допустим, кто-то постоянно боится, что другие будут иметь над ним слишком много власти, поэтому он отталкивает их, и тогда он говорит себе: «Я больше не хочу этого делать». Тогда вопрос становится другим: как мне смягчиться и научиться больше доверять людям?
Что с этим можно делать? Для этого нужно предпринять конкретные шаги. Например, психодрама может быть очень полезна, потому что она позволяет почувствовать свои реакции на других людей вживую. Также интересные результаты дали исследования психоделиков. Когда люди проходят терапию с психоделиками, очень часто они чётко вспоминают травматические события из прошлого. Особенно с МДМА (экстази): человек погружается в свой старый травматический опыт, он как бы наблюдает себя в тот момент и осознаёт: «Да, это действительно со мной произошло», и вдруг он видит того маленького ребёнка, который всегда боялся, всегда ожидал унижения.

Что происходит дальше? Когда человек по-настоящему чувствует, что с ним это произошло, он начинает развивать сострадание к самому себе. Он начинает говорить себе: «Мне так жаль, что это с тобой случилось… Это так усложнило твою жизнь…» Но это не кто-то другой говорит ему эти слова, а он сам говорит это себе. Он осознаёт: «я был всего лишь маленьким ребёнком… Мне было страшно…, и я ничего не мог изменить».

Как с этим работали раньше? Французские учёные того времени использовали гипноз для этого. Я до сих пор очень интересуюсь гипнозом и тем, может ли он добиться того же эффекта, что и современные методы. Сегодня гипноз не так популярен, вероятно, даже во Франции. Но суть в том, как войти в состояние сознания, в котором человек может глубоко прочувствовать себя, но при этом понимать разницу между прошлым и настоящим.

Почему это важно? Например, представьте, что вы женаты или замужем. Когда ваш партнёр что-то говорит или делает, у вас возникает привычная защитная реакция, и вы думаете: «Это из-за него / неё!». Но когда вы глубже заглядываете в себя, вы осознаёте: «На самом деле, это мой старый страх, который снова всплывает» и «Это связано с тем, как я был ранен в детстве». Вот тогда и начинается настоящее исцеление.

Флоранс: но многие люди, когда приходят на терапию, часто говорят: «Я знаю, что со мной произошло, и я не хочу возвращаться к этому». Согласно вашим наблюдениям, какой самый эффективный способ работать с этим? Что можно сказать человеку, который говорит: «Я не хочу возвращаться в прошлое, потому что не хочу снова переживать эти события»?

Бессель ван дер Колк: Я отвечаю на это: «Без проблем, вам не нужно возвращаться в прошлое». Единственное, что нужно – осознать, что с вами происходит прямо сейчас. Например:
«Когда я прихожу на ваш приём с опозданием на 5 минут, какова ваша реакция? Что вы чувствуете в своём теле? Человек может ответить: «Я почувствовал такую злость, что захотел вас убить!» Тогда я говорю: «О, это интересно! Где в вашем теле вы это почувствовали? Где именно вы ощутили это желание?» После этого можно спросить: «Когда ещё в вашей жизни вы испытывали это чувство?» Обычно это проработки не столько через рассказы о прошлом, а через внутренний опыт человека – через то, как он ощущает свои реакции глубоко внутри. Что действительно важно? Не столько истории, сколько осознание того, кто мы есть и как мы реагируем на мир.

Флоранс: Вы говорили о любопытстве. Вы очень любознательный человек, всегда в поиске, продолжаете исследовать новые подходы к исцелению травмы и помощи людям, которые с ней столкнулись. Какие, по вашему мнению, были самые важные вехи в понимании травмы за все годы вашей работы?

Бессель ван дер Колк: я жил в определённую эпоху, и нас всех формирует время, в котором мы живём. Когда я читаю труды врачей из клиники Сальпетриер 1880-х годов, их представления о мире совершенно отличались от наших. Каковы наши истоки? Мы вышли из мира психоанализа – не только во Франции, но и в Америке. Это значит, что наш изначальный подход строился на анализе мышления, на языке. Но одна из первых вещей, которую мы замечаем, работая с травмой: Эти люди не столько рассказывают о своих переживаниях, сколько проявляют их через поведение и реакции. И почти не используют язык для выражения этих реакций.

Что я понял в начале своей карьеры? Одно из моих первых исследований, которое стало для меня ключевым, показало: когда человек пережил травму, эмоции берут над ним верх, и затем я узнал, что Пьер Жане ещё в 1889 году наблюдал то же самое. Травма делает так, что не разум управляет эмоциями, а эмоции управляют разумом. Когда человек не травмирован, он может использовать логику и здравый смысл. Но когда человек травмирован, в работу включаются его эмоции – гнев, страх, ярость – и они становятся главной движущей силой. Мы наблюдали это снова и снова.
Следующее важное открытие. Прошлое не просто возвращается в виде воспоминаний или историй, оно возвращается в виде реакций.

Но первая терапевтическая методика, которая действительно открыла новые возможности, – это EMDR. EMDR – странная, но эффективная методика. На первый взгляд, EMDR кажется абсолютно нелепым методом. Человека просят думать о травматическом событии, а затем следить глазами за движением пальцев терапевта из стороны в сторону. Любой разумный человек скажет: «Как это вообще может работать?!» Но когда мы начали применять эту методику, оказалось, что люди действительно лучше интегрируют воспоминания. Они говорили: «Обычно, когда я думаю об этом, меня захлёстывают эмоции… Но теперь, после EMDR, я могу помнить о том, что случилось, но осознавать, что это в прошлом, а не в настоящем».

Что это нам показало? Что есть способы менять восприятие времени внутри нас. Это не связано с анализом и пониманием, а с активацией новых нейронных путей в мозге. С развитием функциональной МРТ мы смогли наблюдать, что происходит в мозге во время терапевтических сеансов. Например, при нейробиологической обратной связи (нейрофидбэке) мы увидели, как активируются определённые участки мозга, которые помогают человеку различать прошлое и настоящее. И это не имеет отношения к разуму или пониманию – мы просто переключаем определённые нейронные цепи. До этого в психологии считалось: «Чтобы исцелиться, нужно говорить и понимать». Но EMDR показал мне совсем другое: Мы можем делать вещи, которые меняют то, как наш мозг воспринимает реальность. И это стало для меня настоящим прорывом.

Другой важный опыт – работа в Южной Африке.

С 1994 по 1996 годы я работал консультантом Комиссии правды и примирения в Южной Африке. Я путешествовал с епископом Десмондом Туту, чья задача заключалась в том, чтобы предотвратить массовое кровопролитие в момент передачи власти от режима апартеида к АНК. Существовал реальный риск страшных расправ, потому что люди накопили слишком много гнева и боли. Что я увидел? Туту создавал чувство безопасности и доброжелательности. Как он это делал? Танцевал с людьми и пел с ними, и я видел, как люди успокаивались. Я подумал: «Как интересно… Повсюду в мире – кроме США и Северо-Западной Европы – люди используют музыку и танец, чтобы справляться с травмой». Это не часть нашей западной культуры, но для меня это было огромным открытием.

Почему музыка и движение важны?
Когда мы физически настраиваемся друг на друга, когда синхронизируем наши тела, это восстанавливает чувство безопасности. Вот почему танго так мощно воздействует. Просто научиться двигаться в гармонии с другим человеком, подстраивать своё тело под его тело – это глубоко терапевтический опыт. Так же и совместное музицирование – это одно из самых целительных занятий, потому что наши тела и биология синхронизируются. Все эти опыты отдалили меня от традиционного психоанализа и от идеи, что говорение и понимание – это главное.

Я пришёл к выводу: Мы нуждаемся в реальных, телесных, переживательных опытах, которые восстанавливают нашу связь с окружающим миром.
Флоранс: итак, то, что вы говорите, – это то, что EMDR привнесло новый взгляд на работу мозга, а затем, когда вы увидели работу Десмонда Туту, вы осознали важность танца, работы с телом, а также совместности, коллективного опыта.

Бессель ван дер Колк: да, именно так.
Почему это важно? Традиционная психотерапия всегда была индивидуальной. Даже в психоанализе человек сидит в одиночестве, а аналитик сидит за его спиной, так что даже нет визуального контакта. Здесь нет реальной человеческой связи. Это действительно что-то новое?

Нет, ничего нового здесь нет. Кто-то в Китае, Индии или Австралии открыл это задолго до нас. Эти вещи не бывают абсолютно новыми. Именно это мне действительно стало ясно.
Это также перекликается с работами исследователей привязанности, таких как Джон Боулби, Мэри Мэйн, Эд Троник и другие учёные, с которыми я работаю. Они показали, что в самом сердце человеческой психики лежит наша связь с теми, кто о нас заботился. Насколько эти люди помогли нам чувствовать себя в безопасности, замеченными, принятыми.
Как это влияет на нашу личность? Мы становимся теми, кем мы являемся, благодаря тому, как нас воспринимают окружающие. Если в семье: готовят вместе, играют на музыкальных инструментах вместе, застилают кровати вместе, обрабатывают землю вместе, то тело каждого становится частью сообщества тел, которое создаёт что-то общее. Но в современной психологии этот аспект был утрачен.

Как я осознал это на личном опыте? Мой собственный опыт психоанализа был очень неудачным. Через два с половиной года я просто сел напротив аналитика и сказал: «Я трачу свои деньги, я теряю своё время, я больше не хочу этим заниматься.» Я посмотрел на него и сказал: «Вы знаете, у вас очень доброжелательное лицо. И если бы я мог видеть ваше лицо, когда рассказывал вам о своём детстве во время Второй мировой войны в Голландии – о том, как это было страшно, о том, какими пугающими были мои родители, о том, как ужасны были концлагеря – если бы я мог видеть ваше лицо, я бы чувствовал себя совершенно иначе. Но когда вы сидели за моей спиной, я чувствовал себя таким же одиноким и изолированным, как и всегда.»

Флоранс: итак, вы прекратили психоанализ. К чему вы обратились после него как личность? Что больше всего помогло вам в вашем собственном пути исцеления травм?

Бессель ван дер Колк: Вы знаете, когда вы врач, человек с дипломом, вы проводите время с определёнными людьми, которые становятся вашими спутниками в этом пути. Я всегда был окружён близкими друзьями и коллегами, с которыми мы вместе отправились в это исследование. Одной из первых была Джудит Герман, затем Оно Вандерхарт и многие другие. Мы вместе открывали новые вещи. Мы исследовали в группе, пробовали на себе, смотрели, что работает.

Важный поворот: встреча с телесными терапевтами. В 1994 году я встретил телесных психотерапевтов. Я приехал читать лекцию о нейронауке на конференции, посвящённой работе с телом, и там я познакомился с Пэтом Огденом и Питером Левином. Я наблюдал за ними – за тем, как они держат себя, как ходят, как взаимодействуют с людьми, и во всём этом была жизненная сила. И тогда я начал работать с ними, учиться у них. Мы вместе записывали телесные терапевтические сессии, смотрели видеозаписи, анализировали: «Что здесь происходит?» Это всегда был социальный процесс. Мы находили людей с такой же любознательностью и вместе отправлялись в исследование.

Как это изменило меня лично? Работа с телом стала для меня ключевой. Я родился в 1943 году, и многие дети моего поколения умерли от голода. Я сам был очень слабым ребёнком, и я думаю, что всю жизнь жил в теле этого маленького, слабого мальчика. Но затем, работая с телом, я поменял своё восприятие себя. Я обрёл больше связи со своим телом, почувствовал больше силы и устойчивости, чем когда-либо раньше. Но это важно не для всех, то, что помогло мне, не обязательно поможет вам или кому-то другому. Это научный подход – мы не должны говорить только об успехах, мы должны говорить и о наших неудачах.

Как мы работаем с этим в клинике? В нашем центре мы всегда проводили конференции по “Морбидности и смертности”. Это место, где мы обсуждаем неудачи в лечении. Мы пытаемся понять:
• Почему EMDR помог одному человеку, но не помог другому?
• Почему психодрама сработала здесь, но не сработала там?

Нужно быть очень точными, чтобы понять, почему что-то не работает. Однако мы живём в культуре, где предпочитают говорить только об успехах. Мы игнорируем тот факт, что другая половина людей не получила результата. Меня всегда мотивировало исследование того, почему что-то не работает. Я изучил множество методов, и многие из них оказались полезными.

Например, я провёл первое исследование йоги и травмы. Йога оказалась очень эффективным лечением для многих травмированных людей. Не для всех, конечно. Можно подумать: «Как это вообще работает? Встать на голову, скрутить тело – и это помогает?» Но да, помогает. Йога изменяет определённые структуры мозга, которые помогают человеку лучше осознавать себя и относиться к своему телу с большей заботой. Так что одна тема всегда вела к другой. Я всегда был открыт к новым аспектам. И, конечно, сейчас весь мир увлечён исследованием психоделиков.

На каком этапе мы сейчас?
Пока это ещё очень экспериментально. Мы находимся на стадии исследований. Психоделики ещё не стали доступным методом для всех. Но я действительно провёл серьёзные исследования. Нашу статью признали одной из десяти лучших научных статей в мире. Так что это было не просто «немного исследований», а серьёзная работа. Что психоделики дают в лечении травмы? Я заинтересовался психоделиками, потому что я ребёнок 60-х. Я вырос в Америке в то время, когда люди принимали ЛСД. Многие мои коллеги по университету стали выдающимися учёными. Я часто спрашивал их: «Ты принимал ЛСД в студенческие годы?» И они отвечали: «Конечно!» Тогда я спрашивал: «Как ты думаешь, повлияло ли это на тебя как на личность? Как на учёного?» И почти все говорили: «Это изменило меня колоссально!»

Под ЛСД они осознали, что реальность, в которой мы живём, – это всего лишь малая часть того, что существует. И это всегда меня интриговало. Когда человек пережил травму, он заперт в очень узкой реальности. Эта реальность сводится к страху, гневу, боли. Нет места ни для чего другого. Вместе с Риком Доблином, Майклом Митхоффером, Филом Вольфсоном и другими учёными мы начали исследовать: «Можно ли с помощью психоделиков расширить сознание людей?»
Что мы увидели? Да, психоделики действительно помогают людям увидеть другие стороны реальности. Они дают очень глубокие переживания, позволяющие достичь самого ядра своего существа. И тогда люди говорят: «Ого! Я не знал, что мир такой огромный и взаимосвязанный!»

Главный эффект психоделиков в терапии травмы. После таких переживаний люди начинают видеть себя в более широком контексте: они приобретают новую перспективу на себя, становятся более сострадательными и понимающими по отношению к себе, осознают, что реальность не ограничивается их травмой, Психоделики открывают людям доступ к реальностям, о которых они даже не подозревали.

Флоранс: Какие психоделические вещества используются в исследованиях?

Бессель ван дер Колк: В исследовании, которое мы проводили, мы использовали MDMA. Существует большая вероятность, что MDMA станет легальной в США уже в этом году благодаря нашим исследованиям и усилиям Рика Доблина, которого вы встретили на моём конгрессе.

Флоранс: что значит «наше исследование»? Кто его проводил?

Бессель ван дер Колк: Мы – это Междисциплинарная ассоциация психоделических исследований (MAPS). Это крупная организация, базирующаяся в Дублине. Рик Доблин привлёк 63 миллиона долларов на проведение этого исследования, поэтому я бы не назвал это «обычным исследованием» – это масштабный, серьёзный научный проект: 13 исследовательских центров в США, дополнительные центры в Нидерландах и Израиле. Я работал на площадке в Бостоне, где отвечал за анализ данных. Это очень крупное исследование, и наши результаты были просто невероятными.
Мы работали с очень травмированной группой людей – с людьми, выросшими в жестоких условиях, которые никогда не чувствовали себя в безопасности. У многих не было ни одного воспоминания о том, что рядом с ними когда-то был человек, которому они могли доверять. Это люди, которые были подавлены тревогой, депрессией, отчуждением.

Под воздействием MDMA они начали глубже чувствовать себя. Они осознали: «Вот кто я», «Вот через что я прошёл», «Вот что это значит для меня». И они пришли к глубокой самопониманию и состраданию к себе. Это было поразительно.
Флоранс: как проходит терапия с MDMA?

Бессель ван дер Колк: MDMA действует около 6 часов.
Для сравнения:
• Кетамин – 1,5 часа
• 5-MeO-DMT – 30 минут
• Ибогаин – 3 дня
• Аяхуаска – также длительное воздействие

Но MDMA, вероятно, будет использоваться чаще всего. Протокол терапии с MDMA:
Подготовка
• Пациент проводит 8 часов с терапевтами,
• Создаётся чувство доверия.

Сеанс
• В комнате два терапевта.
• Пациент надевает маску.
• Включается музыка.
• Человек уходит вглубь себя.

Процесс погружения
• Начинается открытие психоделического восприятия.
• Часто всплывают болезненные воспоминания.
• Иногда появляются чувства блаженства, но это редкость.
• Человек глубже ощущает себя и свою жизнь.

После сеанса
• Пациенту дают время осмыслить опыт.
• В течение следующих дней обсуждают с терапевтами переживания, сны, мысли.

Флоранс: Сколько сеансов требуется?

Бессель ван дер Колк: В нашем исследовании проводилось 3 полно дневных сеанса, некоторым хватило двух, некоторые хотели больше трёх, но в рамках исследования нужно было следовать строгому протоколу.
Поскольку MDMA ещё не легализован, я использую в своей практике кетамин, потому что он уже разрешён в США.
Как это работает?

• Пациент ходит ко мне на терапию раз в неделю.
• Раз в месяц или раз в 6 недель – сеанс кетамина.
• Человек погружается в себя и открывает новые уровни сознания.
• В последующие недели мы обсуждаем этот опыт.

Психоделики открывают людям доступ к переживаниям и воспоминаниям, которые помогают изменить их восприятие себя и своей жизни.

Флоранс: нужно ли терапевту самому пережить психоделический опыт?

Бессель ван дер Колк: очень хороший вопрос. Это как спросить: «Вы бы сели в самолёт, пилот которого только читал книги о том, как летать?» Или «Вы бы предпочли летать с пилотом, который действительно имеет опыт?» Конечно, опыт необходим.

Почему терапевты должны сами проходить через этот опыт? Потому что психоделики поднимают вещи, о которых мы даже не подозреваем. Иногда это могут быть потрясающие видения мира в гармонии и мире, а иногда это может быть глубоко пугающий опыт, когда кажется, что всё потеряно, как в Книге Иова из Библии. Психоделики дают очень глубокие переживания.

Флоранс: что самое важное в этом процессе?

Бессель ван дер Колк: Связь между человеком и терапевтом. Пациент должен чувствовать, что рядом есть человек, который его поддерживает. Что меня беспокоит в связи с легализацией? Я опасаюсь, что люди начнут искать лёгкие пути. Что многие будут забывать, что важна не просто сама субстанция, а работа с тем, что всплывает во время опыта. Как можно этого избежать? Ну, к счастью, я не полицейский. Люди всегда будут делать глупости. Моя роль – предупреждать. Я могу сказать: «Не делайте этого в одиночку, не давайте эти вещества людям, если вы не готовы их сопровождать.» Будут ли случаи негативного опыта? Да, обязательно будут.

Флоранс: будет ли это как с оксиконтином? (Оксиконтин – опиоид, вызвавший эпидемию зависимости в США.)

Бессель ван дер Колк: нет, я не думаю, что произойдёт то же самое. Психоделики требуют активного участия. Они не просто «отключают» сознание, как опиоиды. Наоборот, они заставляют чувствовать.

Флоранс: но люди всё равно будут использовать их неправильно?

Бессель ван дер Колк: да, некоторые будут, это природа человека. Что можно сделать? Я использую свой голос и опыт, чтобы предупредить людей. Я говорю: «Не принимайте эти вещества в одиночку!» Но это уже происходит. Например, в США можно заказать кетамин по почте. Я знаю людей с серьёзной нестабильностью, которые получили кетамин по почте и приняли его, и это ужасно. Это очень плохо, но такие вещи неизбежны.

Флоранс: почему нельзя проходить психоделический опыт в одиночку?

Бессель ван дер Колк: вы возвращаетесь к тому, о чём мы говорили в самом начале: травма – это одиночество. В своей предыдущей книге я использовал выражение “быть оставленным Богом” (God forsaken). На французском это звучит особенно сильно – “чувствовать себя брошенным Богом”. Именно так ощущает себя человек, переживший травму: он чувствует, что никто его не поддержит, он остаётся совершенно один.

Когда человек проходит психоделический опыт, всплывают очень сильные и даже пугающие воспоминания. Если рядом нет никого, кто мог бы поддержать, понять и помочь, это может нанести серьёзный вред.

Флоранс: Долговременный эффект MDMA: сохраняется ли он?

Бессель ван дер Колк: Вы спрашиваете, длится ли эффект MDMA долго? Перестраивается ли мозг навсегда? Ответ – да. Однажды увидев Париж, вы уже не забудете, как он выглядит. Однажды испытал ощущение океана на Лазурном берегу – это останется с тобой навсегда. Это не значит, что все проблемы решены. Но человек переживает глубокий опыт и открывает в себе нечто новое, чего раньше не осознавал. Глубокие мистические переживания остаются навсегда. Именно поэтому они так ценны.

Флоранс: Нейрофидбек: что это такое и как он помогает?

Бессель ван дер Колк: Нейрофидбек – метод, который, по моему мнению, очень недооценён. 30 лет назад NASA отправило кошек в космос. После возвращения кошки страдали от эпилептических припадков из-за воздействия топлива ракет. NASA попросило учёного Барри Стермана найти способ предотвратить эти судороги. Он обнаружил, что можно изменять мозговые волны, чтобы стабилизировать состояние мозга. И тогда он подумал: «А если это можно сделать с кошками, почему бы не попробовать с людьми?»
Теперь мы знаем многое о мозге, включая то, как измерять мозговые волны. Мы также знаем, что у людей с травмой мозг работает нестабильно, ритмы мозга нарушены, связи между участками мозга ослаблены. И слова, и разговоры не могут это изменить. Но что, если играть в компьютерную игру… своим мозгом?

• Человек подключается к устройству, измеряющему его мозговые волны.
• Ему дают простые задачи, где он получает вознаграждение, когда мозг работает в нужном ритме.
• Мозг начинает сам себя тренировать, учась быть спокойнее, сосредоточеннее, более сбалансированным.

Почему это важно? Это реальная альтернатива психофармакологии. Я начинал как психофармаколог. Я проводил первые исследования Прозака и Золофта при посттравматическом стрессовом расстройстве. Эти препараты не были плохими, но не решали проблему. Медикаменты дают временный эффект. Но они не перестраивают мозг. Нейрофидбек – перестраивает. Он учит мозг быть более стабильным, сосредоточенным, эффективным. Вы были на нашем конгрессе и, вероятно, слышали об этом.
Например:
• Итальянская футбольная сборная (Azzurri) использовала нейрофидбек – и затем выиграла чемпионат мира.
• Канадская команда по горным лыжам использовала нейрофидбек – и затем завоевала все золотые медали.

Я предпочитаю говорить о людях в терминах «оптимального функционирования», а не «патологии», то есть:
• Как помочь вам работать лучше?
• Как улучшить ваш мозг, чтобы он поддерживал вас?
• Как сделать так, чтобы вы лучше справлялись с жизнью и строили гармоничные отношения?

Вот что действительно важно. Когда человек пережил травму, его внутренний мир становится хаотичным и дезориентированным.
• Человек не осознаёт, что с ним происходит.
• Ему сложно сосредоточиться.
• Его эмоции – страх или гнев – берут верх.
Но если успокоить нервную систему, становится намного легче понять, что происходит в данный момент. Это помогает лучше реагировать на окружающий мир, а не автоматически впадать в панику или злость.

Человек с травмированным мозгом склонен к крайностям:
• Либо слишком бурно реагирует (гнев, тревога, паника),
• Либо полностью «отключается» и ничего не чувствует.
Оба состояния мешают адекватно воспринимать реальность. Если тренировать мозг, он начинает работать более стабильно, быть точнее, эффективнее. Человек начинает лучше понимать, что с ним происходит, и принимать более осознанные решения.

Флоранс: Фонд исследования травмы: почему он был создан?

Бессель ван дер Колк: 40 лет назад я создал Trauma Center – центр, где мы изучали, какие методы терапии работают лучше всего. Мы проводили исследования: Йоги, EMDR, театра, методы работы с детьми. Это была наша основная деятельность.

Что случилось с центром? Я взял академический отпуск, чтобы написать книгу «Тело помнит всё». В моё отсутствие я передал управление более молодым коллегам. Но позже выяснилось, что главный руководитель центра допускал жестокое обращение с учениками. Центр начал разрушаться, и после моего возвращения его пришлось закрыть.

Что мы сделали дальше? К тому времени у нас уже накопилось огромное количество знаний, исследований и связей. Поэтому мы решили не останавливаться, а продолжить поиск самых эффективных методов лечения травмы.

Почему это было важно? Потому что традиционная психиатрия и психология слишком ограничены: психологи говорят бесконечно, психиатры выписывают таблетки, но в этом мало творчества и поиска новых решений. Путешествуя по миру, я увидел, что в разных культурах есть альтернативные способы исцеления.

Например: в Китае многие занимаются цигун и тайцзи. Это помогает лучше управлять телом и сознанием. В США никто не изучает, как тайцзи может помочь при травме, тогда я подумал: «Почему бы не исследовать это?» В Бразилии бедные дети занимаются капоэйрой. Это не просто развлечение. Дети учатся контролировать своё тело, эмоции, поведение. Это буквально помогает им организовать их мозг.

Если кто-то приходит к нам и говорит: «Я хочу изучить капоэйру как метод лечения травмы», мы ищем для него финансирование. Мы поддерживаем людей, которые исследуют инновационные методы. Этот фонд финансирует всё то, на что мне никогда не удавалось найти деньги. Мы очень заинтересованы в телесно-ориентированных методах. Наш следующий большой проект посвящён терапии через работу с телом.

Я обнаружил, что человеческое прикосновение почти не изучено. Мы изучили зрение, слух, обоняние, но сенсорное восприятие через прикосновение осталось без внимания. А ведь у людей, переживших травму, система восприятия прикосновения может быть сильно нарушена. Поэтому мы вложили значительные средства в исследования, чтобы понять, как прикосновение может помогать в исцелении травмы.

Флоранс: о чём ваш новый книга?

Бессель ван дер Колк: Эта книга изначально задумывалась как руководство к «Тело помнит всё», но за это время появилось около 15 других руководств. Поэтому теперь она называется «Come to Your Senses» («Вернись к своим чувствам»).

Флоранс: о чём книга?

Бессель ван дер Колк: Она объясняет, как наш сенсорный мир формирует наше восприятие себя и окружающей реальности. Мы должны работать с сенсорными переживаниями, чтобы изменить наше восприятие себя и мира. О чём конкретно речь? Прикосновение, движение, нейрофидбек, психоделики. Все эти методы помогают человеку восстановить связь с собой. Сегодня много говорят о социальном неравенстве, бедности, травме общества. Но психиатры не знают, как «сделать мир лучше». Это не наша работа. Наша цель – не менять мир, а давать людям лучшие методы лечения.

Флоранс: Какие идеи вы хотите передать новым специалистам? (Психиатрам, психологам, терапевтам, телесным практикам.)

Бессель ван дер Колк:
1.⁠ ⁠Начните с себя. Чтобы помогать другим, нужно прежде всего работать над собой. В моей профессиональной подготовке было обязательно проходить личную терапию. Нужно начать с любопытства к себе: как я стал тем, кем я являюсь? Что во мне работает? Что не работает?

2.⁠ ⁠Осознайте, что помогает именно вам. Музыка? Осознанное дыхание? Движение? Танцы? Нужно экспериментировать и наблюдать, что вас меняет.

3.⁠ ⁠Учите детей саморегуляции. В школах учат: чтению, письму, арифметике. Но не учат саморегуляции!

Я активно продвигаю концепцию “четырёх R”: Reading, Writing, Arithmetic, Regulation (Чтение, Письмо, Арифметика, Саморегуляция). Что дети должны понимать с раннего возраста? Как работает их тело, как работают эмоции, как музыка, спорт, тишина влияют на них. Вместо этого нас заставляют учить, как Колумб «открыл» Америку. Но почему бы не учить, как Бессель изучает Бесселя? Как Флоранс познаёт Флоранс?

4.⁠ ⁠Не зацикливайтесь на одном методе. В терапии нет волшебного метода, который подходит всем. Когда я впервые узнал об EMDR и нейрофидбеке, я сказал себе: «Ух ты, я не знал, что это возможно!» Но не стоит застревать в одной системе. Психологи похожи на религиозных фанатиков. Изучили Фрейда? Стали фрейдистами. Изучили EMDR? Стали терапевтами EMDR. Но это не религия. Вы просто прочитали книги Фрейда – и что дальше? Что ещё есть в мире?

Важно не то, в каком вы «лагере», а то, как вы реально помогаете людям. Юнг не имел всех ответов. Фрейд не имел всех ответов. Наше дело – не принадлежать к школе, а помогать людям меняться.

Флоранс: Большое спасибо за этот разговор. Книга «Тело помнит всё» – это обязательно к прочтению. Необязательно читать её залпом – можно по кусочкам. Что-то обязательно отзовётся в вас и поможет вам лучше понять себя.

Ссылка на оригинальное видео на французском языке:
https://www.youtube.com/watch?v=yg4KV4J-hUg
Перевод Svetlana Cotinat
Made on
Tilda